Сегодня его знает вся Украина. За три месяца, с тех пор как стал координатором медицинской службы Майдана, Олег Мусий организовывал медицинские пункты, разворачивал операционные, созывал коллег со всей Украины на помощь активистам, поддерживал связи с больницами, скорой помощью и даже милицией — ведь надо было вызвать правоохранителей, чтобы те зафиксировали факт гибели людей. Он редко появлялся на телеэкранах. Разве что для того, чтобы, опровергая официальные данные, четко назвать, сколько людей были убиты и ранены во время атаки беркутовцев или снайперскими пулями. Власть выдвигала абсолютно сумасшедшие версии (сами в себя, мол, стреляют), главные врачи учреждений, в которые отвозили раненых, молчали о том, что активистов калечат и убивают именно огнестрельным оружием, о чем свидетельствовал характер ранений. Обо всем этом и мы, и международные информационные агентства узнавали от Олега Мусия. Давно уже хотелось поговорить с ним об особенностях медицинской вахты в условиях национального сопротивления, однако горячие дни и пылающие ночи, которые пришлось пережить Майдану, не оставляли времени для разговоров.

Я долго ждала этого интервью. А получилось так, что разговор состоялся в тот день, когда уже пошли слухи о разделе министерских портфелей. Фамилия Мусия, правда, в списках тогда еще не фигурировала, а чиновники Министерства здравоохранения утверждали, что уже знают ФИО нового руководителя ведомства (кое-кто уже и пообщаться успел) и готовятся поздравлять его с 8 Марта. Таким образом, тема "Кто будет министром?" была отнюдь не главной во время нашей встречи. Ожидать О.Мусия пришлось довольно долго — оказалось, он задержался на допросе в ГПУ.

— Олег Степанович, Генеральная прокуратура никуда не денется, давайте все же начнем с Майдана. С каких пор вы там?

— С первого декабря. В тот день в центре столицы собрался миллион людей, и было решено, что Майдан остается. Имея опыт 2004 года (тогда там действовало более 60 медицинских пунктов), мы знали, что при таком количестве людей, кому-то обязательно понадобится медпомощь. В течение часа мы все решили и сообщили, что организуем медицинскую службу, чтобы люди знали, куда обращаться.

— Мы — это кто?

— Я и Святослав Ханенко, народный депутат, работающий в комитете ВР по вопросам здравоохранения. Он возглавил медслужбу, поскольку это квота партии "Свобода". А я — координатор медицинской службы Майдана.

— Сложно было набирать волонтеров?

— Нет. Когда мы позвонили своим друзьям, знакомым, сразу же откликнулось много людей. Со временем создали то, что очень помогает в нашей деятельности, — это страница на Фейсбуке, называется "Медицинская служба Штаба национального сопротивления". Через соцсети начали общаться с людьми. К тому же сказалась деятельность Врачебного общества — достаточно сделать два-три звонка в регионы — и медики сразу откликаются.

Сначала мы открыли медицинский пункт в Доме профсоюзов, а вечером того же дня — и в помещении КГГА. К тому времени волонтеры-медики уже работали в Михайловском соборе, приютившем студентов, избитых "Беркутом".

— Вы координировали работу всех медиков на Майдане, или было несколько организаций? Как все происходило?

— Мы координировали и координируем до сих пор работу почти 95% медиков. Это вертикаль медицинской службы. Кроме того, есть еще и горизонталь. Мы с первых дней поддерживаем связи с разными структурами, например с "Красным крестом". У нас есть договоренность о сотрудничестве, помогаем друг другу, их бригады работают по периметру. Так же сотрудничаем с "Народным госпиталем", с Ольгой Богомолец, хотя у нее службы как таковой и нет.

— Песни студенческого Евромайдана и события 20–21 февраля разделяет огромная дистанция. Готовы ли вы были к такому развитию событий?

— Мы были готовы к большим нагрузкам, круглосуточным дежурствам. Но не к таким событиям. Кто мог подумать, что будут массовые расстрелы людей?! За три часа был убит 41 человек! И около 500 — ранены. Выносить раненых из-под огня волонтерам помогали все, кто могли. Рисковали собственной жизнью — и все равно шли под пули.

18 февраля было четверо убитых. Стало понятно, что дальше будет горячо. С записавшимися на медицинскую службу мы договорились, что по первому же сигналу они поедут на Майдан, чтобы спасать людей. До 20 февраля сформировали много хирургических бригад. В Доме профсоюзов обустроили хирургию на втором и третьем этажах, а позже дополнительно обустроили еще 10 хирургических столов на первом этаже, и за каждым из них работали бригады.

— Чтобы оперировать, нужны специальные условия — стерильность, инструментарий, столы, лампы и т.д. Как это обеспечить в условиях необъявленной войны?

— Придерживались всех требований хирургии, насколько это было возможно при тех обстоятельствах. Столы накрывали стерильными одноразовыми простынями, использовали стерильные хирургические инструменты, лампы поставили и бестеневые, и обычные. Главное — удалось сформировать бригады, куда входили один или два хирурга, анестезиолог и медсестра.

Наши медпункты были обеспечены необходимой аппаратурой — имелись дефибрилляторы, аппараты искусственной вентиляции легких, ларингоскопы и т.п., а также множество необходимых медикаментов и расходных материалов. Хочу выразить сердечную благодарность всем небезразличным людям, которые постоянно пополняли эти запасы, интересовались, что нужно в первую очередь.

— Не идет из головы случай, когда беркутовцы разгромили медицинский пункт на улице Грушевского в то время, когда там спасали раненых. Ходили слухи, что кого-то убили, кого-то забрали в СИЗО. Что на самом деле произошло со всеми этими людьми?

— На окнах Института языковедения, где располагался один из наших медпунктов, были приклеены белые листы бумаги с красным крестом. Каждый видел и понимал, что здесь предоставляют медпомощь. Но не беркутовцы. Они напали в тот момент, когда там проводились две хирургические операции, а пятеро раненых ожидали помощи.

В комнате также лежали тела Сергея Нигояна и Михаила Жизневского, убитых во время первой атаки "Беркута". Работала следственно-оперативная группа из Шевченковского района столицы — прокурор, милиционер и судмедэксперт. Собственно, они и спасли всех от разгрома, предъявив свои удостоверения. Но беркутовцам стало известно, что в помещении есть убитые, а они каждый раз старались забрать трупы, чтобы уничтожить следы своих преступлений. Мы дождались машины, забравшей погибших майдановцев, следственная группа тоже уехала. И тут "Беркут" снова напал. Слава Богу, в помещении был второй выход — во двор. Через эту дверь за несколько минут удалось вынести и вывести всех раненых и персонал. Даже успели спасти кое-что из аппаратуры, часть инструментов и медикаментов. Беркутовцы разбили окна, стали бросать гранаты. А руководитель медпункта все еще оставался там, обеспечивая отход своих людей. Волонтеры из последних сил держали дверь — в комнате взорвалось семь гранат, их всех контузило. Одного из них — Александра Скорика тогда и схватил "Беркут". Задержали, был суд. Я выступал свидетелем, давал показания о том, что он не мятежник и не террорист, а волонтер медицинской службы, но никто это не учитывал. Сашу на 60 суток посадили, а потом уже отправили под домашний арест.

На Youtube можно увидеть кадры медпункта, полностью разбитого "Беркутом". Это преступление, нарушение всех международных норм. Мы инициируем обращение в Европейский суд относительно нарушения Женевских конвенций. В любых конфликтах медики являются неприкосновенными, ведь они выполняют свой профессиональный долг — спасают здоровье и жизни людей. Кстати, медицинская служба Майдана предоставляла помощь всем, кто в ней нуждался, в том числе и раненым беркутовцам.

— Известно, что красный крест на белых футболках иногда становился мишенью, также как видеокамеры и специальные жилеты журналистов.

— К счастью, среди медиков убитых нет, но есть раненые и искалеченные. С 19 по 23 января, когда был убит Сергей Нигоян, были тяжело травмированы семь медиков и около 20 получили ранения разной степени.

Тягчайшее ранение у врача, находившегося возле самой баррикады — резиновая пуля сломала переносицу, повредила глаз. Сейчас он на лечении в Литве, ему должны сделать операцию. Позже ранили в шею всем известную медсестру Олесю. Слава богу, она идет на поправку.

— Олеся Жуковская — настоящее чудо!

— Ее ангел оберегает — еще сантиметр, и пуля зацепила бы сонную артерию. Девушка была в форме медика, ее легко было идентифицировать. Безусловно, снайпер видел красный крест на одежде, но это его не остановило. Так же легко было по одежде распознать волонтера медицинской службы, которому пулей раздробило бедренную кость. Во время противостояния возле Дома офицеров пострадали две девушки-волонтерки. Одной медсестре сломали руку, а со второй содрали футболку с красным крестом, очень побили.

— Кто? Титушки?

— Беркутовцы. Нападения на медицинских работников были регулярными. Но они все равно исполняли свой долг. Есть кадры, где видно, как от выстрелов снайперов один за другим падают люди, а к ним пробираются люди в одежде с красным крестом.

— Откуда были медики?

— Больше всего из Киева и Львова, примерно 80%, а остальные — отовсюду, от Крыма до Ужгорода.

— Спрошу, чтобы ни у кого не было сомнений: им платили зарплату?

— Ни одному волонтеру-медику не платили и не платят ни копейки. Это действительно волонтеры. Они еще и свое приносили — инструменты, лекарства, пожертвования от себя, своих друзей и коллег.

— Люди оценили поступок преподавателей Львовского медуниверситета, которые не только отпустили студентов на Майдан, но и провели специальные тренинги по предоставлению первой помощи в полевых условиях. Вместе с тем студенты столичного медуниверситета жаловались, что им запрещают идти волонтерами и будто бы грозятся исключить. Были у вас киевляне?

— В моем родном медуниверситете были репрессии против тех, кто шел на Майдан, но это их не остановило. Студенты работали волонтерами не в медпунктах, а в мобильных бригадах.

— В понедельник появилась информация, что ректора НМУ уволили с должности. Говорят, это инициировали студенты, а МЗ их поддержало. (Хотя деятельность министерства вызывает еще больше вопросов.) Будет ли влиять Майдан на судьбу медуниверситета?

— Интересно, кто может принимать такие решения, если министра сняли, и, вероятно, будет меняться вся команда. Думаю, решать такие вопросы имеет право университетская община. Я убежденный сторонник самоуправления, в том числе и в учебных заведениях. Не министерство должно решать, а коллектив. Путем выборов — прозрачных, честных, без подкупа и давления. Обязательная составляющая высшего образования — студенческое самоуправление в университетах.

— В эти дни будут поминать Героев Небесной Сотни. Многие их побратимы еще борются за свою жизнь в больничных палатах. Сотни раненых нуждаются не только в лечении, но и в серьезной реабилитации. Не забудут ли о них, не отмахнутся, как в свое время от чернобыльцев и афганцев? На какую помощь они и их семьи могут рассчитывать?

— Они не останутся наедине с бедой. Будут обеспечены и лечение, и реабилитация. Если кому-то будет нужна пожизненная реабилитация — он ее получит. Это долг и громады, и всех нас — медицинской службы Майдана, Всеукраинского врачебного общества. И, конечно, МЗ. Сегодня уже десяток стран приглашают активистов Майдана на лечение.

— Известно о Польше и Литве. А кто еще?

—Латвия, Чехия, Словакия, Германия, Франция, Канада, США и Финляндия. Они предложили медпомощь за счет правительств и общественных организаций. Эстония выделила на лечение существенную сумму. А самая активная в этом Польша — около 20 правительственных и неправительственных организаций сообщили нам, что готовы принимать сотни людей на лечение.

— Добрососедские отношения многое определяют. А Россия предлагала медпомощь?

—Нет, Россия ничего не предлагала.

Тех, кому было нужно лечение именно сейчас, уже отправили за границу. Но есть люди в тяжелом состоянии, которых ещё нельзя транспортировать. Многие нуждаются в реабилитации — в том числе и психологической.

— Беда в том, что в Украине не хватает реабилитационных центров.

— Необходимо готовить государственную программу реабилитации, создавать такие центры. Медслужба Майдана сейчас меняется — хирургия сворачивается, а вместо нее разворачивается психологическая служба . Уже действуют два кабинета психологической помощи, в которых работают профессионалы. Такая помощь нужна прежде всего майдановцам, пережившим атаки, смотревшим в глаза смерти, видевшим убийства людей. Для людей это очень тяжелая психологическая травма.

Как врач, в реанимации я видел все — человеческое горе, страдания, смерть. Так же, как и мои коллеги. Но людям, далеким от медицины, это дается с невероятным трудом. На Майдане, вы же знаете, плакали даже мужчины, когда видели погибших. Мне пришлось взять на себя невероятно сложную миссию — я готовил всех погибших к отправлению в морг, на судмедэкспертизу. Нам нужно было приложить усилия, чтобы тела убитых активистов никто не похитил, не уничтожил, чтобы скрыть преступления. Непросто было их идентифицировать в боевых условиях — искали документы, контакты в мобильном, чтобы уточнить персональные данные, и т.п. А еще надо было сообщить родным трагическое известие...

— Олег Степанович, сколько было погибших?

— Только 20 февраля от пуль снайперов погиб 41 человек, еще четверо раненых умерло в больнице от огнестрельных ран. Со времени смерти Нигояна, открывшего этот трагический список, погибли 83 человека. Сюда относятся и беркутовцы, и сотрудники ВВ. Большинство убитых — на совести снайперов, устроивших охоту на людей.

— Вчера еще один человек умер в больнице от смертельных ран. Родственники, друзья погибших, внесенных в список Небесной Сотни, хотя бы знают, что люди почтили их память, поклонились их мужеству и отваге. А как быть с теми ранеными, которые после страданий отходят в мир иной на больничных койках? Их будут считать обычными пациентами?..

—Откуда вы взяли, что список окончательно утвержден? Список Небесной Сотни не будет закрыт, пока из больницы не выпишут последнего раненого на Майдане.

— Должна же быть справедливость.

—Не дай Бог, если кто-то не выживет, к нему должно быть такое же отношение, как и к его побратимам из Небесной Сотни.

Существует программа реабилитации семей погибших — детей, оставшихся полусиротами, родителей, потерявших своих сыновей. Уже откликнулись организации, готовые помогать детям погибших, взять на себя затраты на их образование.

— Главное, чтобы не забыли обещаний. И чтобы ни один чиновник не вздумал сказать им, как когда-то афганцам, — "я твоего отца или сына туда не посылал..."

Давно хотела спросить, как медслужба пережила уничтожение Дома профсоюзов. Тот пожар, очевидно, до конца дней не забудут те, кто находился в помещении.

— Сам того не ожидая, я оказался последним, кто выходил из Дома профсоюзов, а точнее — выносил раненого. В тот день я был там на суточном дежурстве — координировал работу мобильных медицинских бригад, вызывал скорую помощь, решал десятки вопросов одновременно.

Когда загорелись верхние этажи, началась эвакуация медпунктов с третьего и четвертого. А я находился на первом, где в столовой была устроена хирургия. Тогда там работало 10 бригад, спасавших раненых. Уже было четверо погибших, я звонил по телефону в Шевченковское РУ МВД, чтобы приехали следователи, мы ждали машину, которая забрала бы тела. Но никто не реагировал на звонки. В той суете нам почему-то не сообщили, что третий и четвертый этажи уже эвакуированы, поскольку огонь добрался и туда. Я даже не успел забрать свои документы, все сгорело. К нам продолжали поступать раненые, одному из них с помощью дефибриллятора пытались запустить сердце. Медики и волонтеры работают, ждем скорую помощь, которая должна забрать хотя бы тех, кто лежит на операционных столах. Решение об эвакуации я принял только тогда, когда появился дым. Волонтеры на носилках понесли тела четырех погибших аж в Михайловский собор, чтобы они не сгорели. А медики выводили легко раненных, перевязывали тяжелые раны и выносили тех, кто не мог двигаться.

— Наверху бушевал пожар, падали перекрытия, почему вы не выводили людей раньше?

— У нас огня не было, дым поднимался вверх, пока могли — спасали раненых. Когда уже всех вывели и вынесли из нашего медпункта, мы с бойцом последние вышли на улицу. Оглянулись на Дом профсоюзов — и только тогда охватил ужас. Весь дом пылал, трескалось и разлеталось стекло. Пожарников не было. Я видел, как удалось эвакуировать двух или трех человек, державшихся на карнизах.

— Медики должны быть вне политики. Это аксиома. Чем помогал гражданам — медикам и пострадавшим — Минздрав?

—В одном из интервью экс-министр Р.Богатырева заявила, что на Майдане работают не квалифицированные врачи, а невежды и шарлатаны. Я не стерпел этого, обратился к ней, официально пригласил, чтобы она пришла и посмотрела, как работает медслужба Майдана.

В МЗ распространяли страшилки о катастрофической санэпидситуации, запугивали, что здесь чуть не половина людей с туберкулезом. На мое приглашение министр не отреагировала — она не приходила ни разу, чтобы посмотреть, как работают здесь врачи, медсестры, волонтеры.

— Кто из профильного комитета Верховной Рады поддерживал медицинскую службу? Глава комитета не спрашивала, чем помочь?

—Ни Т.Бахтеева, ни другие депутаты из Партии регионов не звонили и не помогали. Ирина Геращенко, Леся Оробец, Александра Кужель, Мария Ионова и другие депутаты вместе с активистами ездили в больницы, делали все, чтобы милиция не забирала раненых. Это тоже очень важная часть работы.

— Медицинской службе Майдана, медикам Киева и многих других городов, бригадам скорой помощи — всем, кто спасал здоровье и жизнь людей, низко кланяется вся Украина. Это не преувеличение.

Доверие к медикам невероятно выросло. Воспользуется ли этим шансом министерство? Предыдущий состав формировался не по профессиональному, а исключительно по географическому признаку — главное, чтобы из Донецка. Интересно, как теперь будет проходить перезагрузка МЗ.

— Как президент Всеукраинского врачебного общества и председатель Общественного совета при МЗ, знаю многих коллег во всех регионах Украины, общаюсь с начальниками областных управлений здравоохранения, так что о положении дел мне хорошо известно. Ни один министр ничего не сможет сделать, если у него не будет команды, работающей ради одной цели.

— Какой?

—Новая система здравоохранения Украины.

— Коммунисты в Верховной Раде по несколько раз в день предлагают отменить реформу медицины. Но никто не говорит, что и как делать дальше.

— Это популистские заявления. Отменить можно отдельные положения, исправить ошибки. Но отменить реформу, вернуться назад, в советское прошлое, — без машины времени никому не удастся. Следует поддержать то положительное, что появилось.

— Например?

— Во-первых, становление института семейных врачей. Первичное звено должно быть одним из главных в системе здравоохранения. Это основа основ медицины во многих странах мира.

— А во-вторых?

— Сложно так сразу...

— Экстренная помощь?

— Ой! Создание медицины катастроф продемонстрировало невежество и непрофессионализм тех, кто это разрабатывал.

Картинка из жизни медслужбы Майдана. Медпункт в Доме офицеров. Атаки, стрельба, раненым нужна неотложная помощь. Уже трое убитых. Одного тяжелораненого удалось спасти, ему оказывают помощь. Я вызываю три бригады скорой помощи — не едут. Позже вызываю семь бригад — молчание. Раненые прибывают. Вновь набираю номер скорой, криком кричу, чтобы прислали десять бригад. Ждем сорок минут. Наконец приезжает машина. Показываю, кого надо забрать в первую очередь. В ответ: "Мы медицина катастроф, никого не забираем, а координируем предоставление медпомощи."

Невозможно поверить, чтобы в такой ситуации врачи не бросились спасать людей, а стояли и ждали, кем они будут руководить. За все время мы такого не видели.

— Их вызывают по телефону 103, как и обычную скорую?

— Да. Очевидно, они отреагировали на количество бригад — десять — может, какая-то внутренняя инструкция расценивает это как катастрофу. Потом приехали еще две их бригады. У меня записаны и бортовые номера, и номера автомобилей, и время вызова. Все задокументировано.

Нам ничего не оставалось, как взять у них носилки, переложить раненых и загрузить в машины. А они не везут! Вызывают на себя скорую, чтобы забрала людей. Стоят три бригады возле своих новеньких машин с новым оборудованием, но никто палец о палец не ударил. Приехала скорая помощь — разбитый уазик, тарахтящий, едва не рассыпающийся на ходу, носилки из него с грохотом выпадают на мостовую, оборудования никакого. Координаторы оживляются — показывают, как и куда, согласно инструкции, загружать раненых. Удивляюсь, как мы все удержались в тот момент, чтобы не "откорректировать" их инструкции.

— Вы сегодня были в ГПУ?

— Допрашивали в рамках криминального производства о массовом убийстве людей. Я уже свидетельствовал в суде, когда обвиняли нашего волонтера, поэтому знаю, как все происходит. Но сегодня ситуация изменилась — следователи вели допрос цивилизованно, профессионально, вежливо. Хочется верить, что они докопаются до правды.

— Олег Степанович, чему вас научил Майдан? Какие откровения пережили за это время?

—Особенно остро запомнилось 11 декабря, когда штурмовали Дом профсоюзов. Дни, когда стреляли снайперы. Жизнь — это самое ценное, каждый человек пытается ее сохранить. А я вдруг осознал, что ценность моей собственной жизни имеет для меня совсем не главное значение, оно сместилось где-то на второе или третье место.

— А что выступило на первый план?

—Ответственность за людей. Моя востребованность. Я отвечаю за тех, кто в медслужбе Майдана, должен координировать, поддерживать, искать, отвечать, звонить, требовать и т.д. В тех условиях не было ни единой минуты, чтобы думать о себе. Прибавляло сил и понимание того, что на Майдане люди стоят за свободу Украины, и я тоже вместе с этими людьми. Такое трудно описывать словами.

— События последних трех месяцев позволили всем нам увидеть медиков совсем не такими как обычно.

— Да. Это тоже откровение Майдана.

Весь негатив, нараставший в течение последних лет, растаял. Наши медики своей ежедневной работой разрушили недоверие, сформировавшееся в отношениях с пациентами, они подтвердили свой профессионализм. Думаю, все оценили их напряженный труд, самопожертвование, готовность рисковать ради спасения людей.

P.S. Когда интервью было уже сверстано, стало известно о назначении О.Мусия министром здравоохранения Украины.