Фото: adme.ru
…Моя мать не любила фильмы про войну по многим причинам: и потому, что тяжело вспоминать пережитое, и потому, что погибли все мальчишки-одноклассники и сводные братья… Она смотрела какой-нибудь фильм, где герои, одетые в якобы довоенные и военные костюмы, вели диалоги, потом выключала телевизор с досадой, говорила сердито: «Да не так это было!». И начинала рассказывать. Слава Богу, у меня хватало ума, а главное, терпения, слушать ее… Тем более, что человеческие воспоминания ассоциативны: сегодня выхватывают картины прошлого одни, а завтра – другие.
У моей знакомой другая история: когда мать начинала что-то вспоминать, ее слушали с дежурным вниманием и при самом незначительном поводе старались закончить беседу. Теперь, когда ее нет, дети сокрушаются: «Здесь пробел в семейной истории, здесь бы мать могла помочь уточнением…».
Мы считаем, что наши родители будут жить вечно, и когда они умирают, испытываем чувство вины: недослушали, не успели что-то сказать. Мы даже злимся на них за то, что они теперь сделали нас первыми в шеренге «ТУДА». Мы не готовы… ни говорить о собственной смерти, ни, тем более, своих родных. И это удивительно, поскольку смерть для каждого живущего – естественный итог жизни, какой бы радостной и счастливой она ни была или казалась.
Интересно, что на Западе несколько иное отношение к этому заключительному акту в судьбе каждого – поэтому, когда это событие случается, родственники умершего знают, где лежат необходимые документы, кого приглашать на похороны и как вообще вести себя. Американский психотерапевт с мировым именем – Ирвин Ялом – сказал: «Смерть – неотъемлемая часть жизни и, постоянно принимая ее в расчет, мы обогащаем жизнь, а отнюдь не обкрадываем ее. Физически смерть разрушает человека, но идея смерти спасает его».
Во многих российских семьях тема смерти табуирована. И поэтому частенько дети, потеряв мать или отца, оказываются перед закрытой «дверью» в мир традиций: как вести себя в доме умершего, занавешивать зеркала или нет, варить кутью к поминальному столу или нет – таких вопросов много. На них ответы найти можно в Интернете. Правда, на другие ответа он не даст: кому, например, из знакомых отца (матери) звонить и кого приглашать на поминки, поскольку последние годы жизни их родителей тоже прошли «за закрытой дверью», с табличкой «равнодушие».
Я испытала глубокое уважение к семье моих родственников, которые методично и планомерно, взяв листок бумаги, вспоминали сообща всех друзей и знакомых умершей, а затем так же методично обзвонили ее приятельниц, воспользовавшись ее же мобильным телефоном. И даже они, искренне интересовавшиеся жизнью своей матери, были приятно удивлены тем новым, что узнали из рассказов ее коллег по работе и подруг о том, какая она была!
…Но самое главное, что мы оказываемся психологически не готовы к уходу – ни к своему, ни к чужому. В известном телефильме «Участок» одна из серий посвящена деду Хали-Гали. Она, можно сказать, построена как пособие по философскому отношению к смерти. Мы видим, как старик совершенно спокойно выбирает костюм и ботинки, по совету односельчанки, «чтобы выглядеть прилично в гробу», как стругает сам себе этот гроб и даже ложится в него – примерить, – впору ли? Да там и засыпает. Односельчане, не разобравшись, решают, что он умер и, переполошившись, собираются около спящего старика. Когда же он открывает глаза, они радостно возмущаются: «Ну, ты нас и напугал!», «Живи, дед, еще», – и слова эти искренни, и дед видит и слышит, что его смерть действительно огорчила бы односельчан. И он радуется! …Умер же он спокойно и светло: на берегу реки, надеясь увидеть «огромадного» сома, в существование которого верил. Старик знал, что его любят, и о нем есть, кому печалиться. Он завершил свои земные дела, попрощался, простил и попросил прощения – он все успел.
Наши старики, в большинстве своем, ТАК не уходят. К преклонным годам они оказываются отягощены тяжелыми хроническими заболеваниями. Они ходят по врачам и поликлиникам (и даже платным, кому позволяет пенсия) в вечной надежде избавиться от хвори. Чаще всего им говорят что-то подобное: «А что вы хотите – возраст»… И остаются болезнь и боль, и немощь, и чувство беспомощности, а с ними приходят отчаяние, злоба и агрессия. И они «сражаются» с нами, молодыми и здоровыми, в автобусах, электричках, в других общественных местах – своими инвалидными палочками, острыми, но ставшими хрупкими, руками, «бросаются» обидными словами. Наши когда-то добрые и заботливые мамы вдруг срываются на крик и говорят нам такие вещи, которые повергают нас в шоковое состояние. Бывают и другие старики – плаксивые, вечно жалующиеся, принявшие на себя роль жертвы. Это все не со зла, не от души – это от отчаяния. А отчаяние – это одна из фаз, которые проходит каждый человек, узнавший, что ему предстоит умереть.
Об этих фазах написала в своей книге «О смерти и умирании» американский психотерапевт Элизабет Кюблер-Росс, много лет работавшая с людьми, знавшими, что они неизлечимо больны, и их родственниками.
Первая фаза – отрицание: «Это врачебная ошибка!».
Вторая – гнев. «Это несправедливо! Почему именно Я?».
Третья – попытка сделки с Богом: «Если я покаюсь в своих грехах, то, может быть, выздоровею?».
Четвертая – отчаяние и депрессия, когда человек, наконец, понимает, что диагноз правильный. И вот тогда начинаются истерики, упреки, произносятся злые слова или игра в жертву: «Все меня бросили», «Никто обо мне не заботится», «Вы только и ждете, чтобы я поскорее умер(ла)».
Пятая фаза – смирение, принятие того, что неизбежно.
Эти фазы могут проходить в разной последовательности, но смирение приходит последним. Интересно, что и родственники больного проходят через эти же стадии в понимании того, что скоро наступит расставание.
Как прожить достойно этот период тем, кто уходит, и тем, кто остается? Обратимся к советам психологов, работающих в хосписах, с умирающими людьми и их родственниками.
Нужно признать сам факт предстоящей разлуки, а потом найти (или вспомнить) и сказать слова, которые, возможно, давно никто в вашей семье не произносил: «Мы тебя любим», «Я тебя люблю». И вместе вспоминать то хорошее, что цементировало ваши отношения, и поговорить о том отрицательном, что мешало. Как отмечают психологи, искренность на этом этапе очень важна и даже действует иной раз как обезболивающее лекарство. Человек вдруг чувствует, что ему стало легче переносить свои страдания.
Но не надо забывать, что и вы, остающиеся, тоже можете испытывать и страх, и депрессию, и ненависть, и отчаяние. И чувство вины, которое у вас может возникнуть, здесь неуместно. Мы постоянно забываем, что вовсе не ответственны за жизнь наших родителей. Они вправе сами отвечать за свои поступки и жизненный итог. А раз нет ответственности, значит, мы можем принять их такими, какие они есть – обидчивыми, многословными, «назидающими», нарушающими диету…
Очень часто, отмечают психологи, у человека из-за его болезни «отнимают» возможность самому решать, что и как ему есть, сидеть или лежать, говорить или молчать – то есть, контролировать свою жизнь; родственники, особенно, ухаживающие, стараются выполнять все вместо него и за него. Психотерапевт Фредерика де Грааф, духовная дочь Антония Сурожского, уже несколько лет работающая в московских хосписах, советует: «Дайте больному просто делать то, что он может. Тогда вы сохраните его достоинство в его собственных глазах. Это важно».
Еще одна ошибка родственников умирающего – отказ жить в реалиях дня настоящего. Они не хотят принимать горе болезни, тяжесть предстоящей утраты и словно стремятся перешагнуть, миновать этот трагический этап в своих переживаниях. Они либо остаются в прошлом, убеждая себя и больного, что «все будет хорошо», «скоро поедем на дачу», либо, наоборот, начинают обсуждать, как будут жить после похорон, словно человек уже умер. Эта позиция не приносит облегчения ни умирающим, ни ухаживающим. Поэтому так важна стадия принятия того, что должно случиться.
Человеку верующему готовиться к кончине проще – он верит, что ТАМ его ждет встреча с Христом. А с человеком неверующим можно говорить о хороших, светлых событиях в его жизни, помогая работать его душе: что было в ней отрицательного, на кого она гневалась, какие остались обиды. Это нужно, чтобы, пережив их до конца, сбросить их, очиститься и обрести душевный покой. Когда человек понимает, что конец неизбежен, и принимает это, вы сразу увидите это по его глазам, словно обращенным внутрь, он словно отдаляется от вас. Он выходит на путь, который каждый проходит один. Вы можете подумать, что вы ему в этот момент не нужны, но это не так. Он слышит вас. Особенно глубоко он чувствует молитвы людей вокруг него, которые необязательно произносятся вслух.
К сожалению, часто наши старики умирают без нас – в отделениях реанимации, куда «посторонним» вход строго воспрещен. Но зато никто не мешает нам быть с ними вместе на расстоянии, говорить с ними и помогать их душе, молиться с ними и за них, молча или вслух, произнося иногда всего лишь одну короткую фразу: «Господи, помилуй». Это давно уже признали даже атеисты…
Ирина ВЛАДИМИРОВА
Гатчинская правда, № 52 (20496) от 15 мая
