Новости и статьи о Михайловском психоневрологическом интернате
Отчёт о поступивших пожертвованиях
МИХАЙЛОВСКИЙ ПСИХОНЕВРОЛОГИЧЕСКИЙ ИНТЕРНАТ
КУ «Михайловский психоневрологический интернат»
72040 Запорожская обл. Михайловский район, с. Показное
Директор - Березовский Иван Иванович тел. +3 8 06132 95 2 27
mihpni2008@yandex.ru
В феврале я впервые попала в психоневрологический интернат. Для детей. Для детей, на которых некоторым людям очень больно и страшно смотреть. Так до сих пор говорят многие мои знакомые и отказываются даже по фотографиям смотреть на то место, в котором я работаю. Студенты-реабилитологи на практике в детском интернате боятся детей и взрослых с патологиями в умственном развитии. И когда я говорила, что поеду во взрослый психоневрологический интернат, родственница – врач по профессии, говорит, что она бы не смогла. Впрочем, каждому свое.
Памятуя о том, в каких условиях живут взрослые подопечные в «молодежном» отделении детского интерната, жду такого же тихого ужаса в Михайловском интернате для взрослых. Но, к счастью, его там нет.
Внешне здания интерната выглядят ухоженно и приятно. Вообще чисто внешне хорошее впечатление об интернате создается уже при виде красивых ворот и забора. Ворота в интернат открыты, как в какой-нибудь парк в обычном городе.
Михайловский интернат находится в с. Показное Михайловского района, в 104 км от Запорожья. Добраться сюда можно только на своем транспорте – велосипеде, машине, может, коне. В любом случае, из цивилизации можно доехать на электричке раз в день до с. Плодородие, и потом идти пешком 5 км. К слову сказать, сотрудники интерната вынуждены тоже каждый день ломать голову, как добраться на работу, ибо своего транспорта у интерната для них нет. Как и специального транспорта для перевозки колясочников. Впрочем, таким транспортом официально в Украине является только автобус «Богдан». У скольких интернатов он есть – тоже хороший вопрос.
Михайловский интернат – и психоневрологический и гериатрический одновременно. То есть из 260 подопечных есть и такие, кто попал сюда на старости лет, доживать свою жизнь и те, кто попал сюда из-за тех или иных психических расстройств.
По-разному представляла я себе это место, но не так страшен черт. И помещения для купания, и жилые комнаты в интернате в основном после ремонта и почти похожи на домашние условия проживания. Почти, потому что в комнатах в основном живут 4 человека. Почти, потому что у большинства стены и кровать похожи до безобразия. И видят они эти стены изо дня в день. У меня тоже 3 кровати в одной комнате, только в этой самой комнате невообразимое количество моих личных вещей, привезенных оттуда, где многие из них никогда не были и не будут…
Уже по первым минутам нахождения в интернате для взрослых становится понятно, что от детского он мало чем отличается – вопросы задают такие же, внимания хотят так же. И внешне выглядят так же – вечные дети, и, может быть, так и надо.
Потом, правда, улыбчивые лица сменяются лицами тех, кто оказался здесь чтобы доживать свой век среди чужих людей… В корпусе для лежачих взрослых мы встречаем одних мужчин, мужчин, покалеченных в прямом и переносном смысле.
Возле некоторых мы останавливались пообщаться, а другие, стыдно признать, вызывали и у меня ужас. Вернее, один конкретный человек. Человек с 4й стадией рака, отправленный сюда умирать. Человек с искаженным страданиями лицом, зайти в комнату к которому я не решилась, будучи уверенной, что он прокаженный – больной не только физически. А ведь кому-то он, возможно, отец, брат или муж…
После этой живой картины в следующей палате симпатичное лицо молодого мужчины, все понимающего, но не способного говорить. И, казалось бы, в нормальной жизни такой человек работает и создает семью, а здесь просто лежит, глядя в потолок. Спокойный взгляд в никуда, он меня, здорового человека, угнетает даже больше, чем вид тяжелобольного человека…
Кадры сменяются и перед нами уже 2 комнаты для бродящих лежачих клиентов – в этих комнатах стоят решетки, чтобы не сбежали.
На одной из коек лежит еще один молодой парень, очень похожий на моего хорошего друга… Парень, глядящий на меня и в пустоту одновременно. Парень, читающий книгу, сидя под красивым вязаным одеялом. Вязанным мамой… И все-таки нет, он не читает, он не умеет читать, просто листает и рвет страницы, а я уже приготовилась спросить, почему нормальный человек находится в этой комнате и в этом месте…
Хотя, конечно, кто определяет степень нашей нормальности… Ведь в этом месте уже успели побывать и прокуроры, и учителя, и кандидаты наук, и военные. Жизнь – очень своеобразная штука, она все делает по-своему. Мы никогда не знаем, где окажемся завтра…
В Михайловском интернате часть контингента по гериатрии, то есть «стариков» - частично это те, кто опустился на самое дно и стал бомжевать, а потом где-то замерз, остался без рук или ног и оказался в этом «санатории». Месте, где находятся брошенные родственниками и самими собой люди.
Впрочем, многие, из живущих в корпусе для лежачих, особо не проявляли стремления вернуться в мир реальный - даже не реагировали на приветствия. С некоторыми удавалось поговорить и сфотографировать, один из них даже попросил меня привезти фотографии. Когда я пообещала передать их через директора, дедушка мне сказал, что обязательно заплатит, потому что у них скоро «получка», пенсия то есть…
В том же корпусе для лежачих чисто и приветливый персонал, но там все равно витает дух безнадеги – потому что понимаешь мозгом, что здесь рано или поздно наступит конец и наше доблестное государство просто его продлевает.
После корпуса для лежачих мы заходим в недавно отремонтированную трудмастерскую. То есть, занимаются там, конечно, не столярством или похожими ремеслами, но определенными видами труда для души. Как и в детском интернате, здесь «способные», в том числе способные работать в подсобном хозяйстве, в холодное время года могут уделять много времени творчеству. Для этого у них есть инструктор по труду, с которой подопечные делают мягкие игрушки и поделки из бумаги. Есть и культработник – с ней тренируются перед спортивными соревнованиями и готовятся к Новому году.
На отдельном столе в трудмастерской стоят сделанные руками подопечных мягкие игрушки и грамоты за достижения в спорте.
В частности, хорошо играют они в настольный теннис – благо есть в трудмастерской 2 стола и можно постоянно тренироваться. Есть и свой стадион, и своя футбольная команда, в которой играет даже одна девушка. Гендерный вопрос совсем не возникает у таких спортсменов.
В трудмастерской при нас занимались в основном молодые жители интерната. Не все молодые, но большинство.
Те, кто попал сюда из интернатов для детей и где их обучали воспитатели, а потом все – учеба заканчивается внезапно и бесповоротно. Это мы, здоровые, можем век учиться, а у них даже учебный век ограничен…
Одна из самых разговорчивых среди находящихся в трудмастерской, девушка по имени Наташа, спрашивает, училась ли я в школе. Говорю, что да. А потом в институт нужно? Да, нужно, там я тоже уже была. Наташа тем же спокойным голосом продолжает размышления дальше, рассказывает, что она не смогла учиться в нормальной школе, не потянула школьную программу. Попала в интернат для «отсталых», потому что в школе математика, а считать сложно. А в институте – там же еще сложнее. И тут она тоже права. А еще она делает мягкие игрушки и танцует танец живота. Я не умею этого, и сложно понять, кто из нас более отсталый…
Как бы там ни было, после трудмастерской мы отправились в интернате в двухэтажный корпус, в котором проживают больше 200 подопечных. На первом этаже живут слабо движущиеся и несколько лежачих. Среди лежачих есть молодые ребята, попавшие сюда в прошлом году из детского интерната в Калиновке.
Таких здесь осталось двое и вместе с ними в комнате живет Лариса – женщина, попавшая в такое учреждение впервые в возрасте 48 лет. Согласно ее диагнозу, она не очень способна здраво рассуждать и абстрактно мыслить. Но Лариса с завидной точностью называла нам фамилии, имена и отчества всех людей, с которыми когда-либо общалась в жизни. Она также рассказала нам, что отец мечтал, что однажды его дочь станет юристом. Чтобы воплотить мечту в реальность, Лариса даже выписывала и читала газету «Домашний адвокат» - хотела стать юристом, чтобы защищать права инвалидов.
Лариса до сих пор, а находится она в интернате с июля этого года, не может понять, почему она здесь. Нам тоже непонятно, почему человек, способный мыслить и говорить о мечтах, планах, целях находится в комнате с двумя абсолютно не на что не реагирующими молодыми ребятами. На вопрос, не нужно ли Ларисе чего – радио, телевизор или компьютер, она отвечает, что ее скоро заберут и ей ничего не нужно. Похожие вещи мне говорили дети с ЗПР в «нормальном» интернате. После таких же слов взрослого человека вспоминаешь все-таки, где ты.
Но женщина не перестает нас удивлять, потому что, продолжая размышлять о том, почему она здесь, приходит к мысли, что, видимо, друзья и родственники хотели, чтобы она оказалась в интернате, только почему же не говорят об этом прямо? И еще Лариса сказала нам одну важную вещь, очень правдивую, что часто только инвалиды, не способные ходить самостоятельно, полностью понимают ценность жизни, ибо человек обычный не осознает, Что он может потерять. Мы верим тебе, Лариса!
К слову сказать, мы общались с Ларисиными родственниками и знаем, что все обязательно наладится у нее, это только вопрос времени.
А наладится ли все у тех, кто живет в том же корпусе, где и Лариса? У бабушек и дедушек, доживающих здесь свою старость? У девушек, женщин и мужчин разного возраста, проводящих дни, недели и месяцы в стенах интерната?
Те, кто помоложе, с удовольствием подходят пообщаться, рассказывают, что у них любящие нянечки и им хорошо живется.
Одну из них спрашиваю, почему она находится здесь, отвечает, что у нее шизофрения. Не уверена, что те из нас, кто считает себя здоровыми и постоянно об этом говорят, таковыми являются на самом деле. А здесь все просто, по ее словам – тут целая группа людей с таким диагнозом. По словам девушки, имени которой я, к сожалению, не запомнила, она попала сюда после того, как ее изнасиловали – милиционеры спасли ее, но отпечаток на всю жизнь остался. И да, она знает, что такое шизофрения…
Общаясь с живущими в интернате людьми, понимаешь, сколько искалеченных судеб у тебя перед глазами… И пусть у них хороший ремонт в комнатах, где живут сразу 4 человека и кормят их 4 раза каждый день, и сами они себе могут готовить, и телевизор смотреть, и иконы на стенах якобы Божью помощь символизируют, а все же жизнь тут очень и очень однообразная и навевающая печаль на обывателя со стороны…
Разговаривая с ними, в основном не видишь разницы со здоровыми людьми, за малыми исключениями. Тех, кто не способен сказать ничего, кроме да и нет, или тех, кто вообще не говорит, а смотрит пустым взглядом. Или отдельных «кадров» вроде одной бабушки, которая бежала за мной по двум отделениям, потому что я взяла мобильный телефон в кабинете у медсестры – думая, что я его украла, бабушка долго объясняла мне, что нужно вернуть и не надо смеяться, так поступать нельзя. Тут я уже почувствовала себя как дома – как в детском интернате, только такое же поведение демонстрируют люди в пожилом возрасте. С ними-то все понятно – дети и старики очень похожи. Но за тех, у кого еще полжизни впереди – грустно.
В Михайловском интернате только 40 человек из 260 могут работать в подсобном хозяйстве, благо в интернате есть свиньи и 150 гектаров земли. Кто-то еще может помочь убрать территорию. А остальные – особенно лежащие в своих кроватях месяцами, о чем думают такие люди, глядя в потолок?
В своей работе мне уже не раз приходилось слышать, что наше государство должно бы спонсировать не бывших бомжей и умирающих детей-инвалидов, а тех, кто строит наше будущее. И в этом случае хочу задать встречный вопрос – кто готов оказаться на месте 40 летнего бомжа, оставшегося без рук или ног и вынужденного в здравом уме и при памяти жить среди психически больных людей? Вряд ли окажется много желающих, так что не судите и не судимы будете…
Система и общество, породившее такие проблемы в психике и жизнях людей, должны уметь отвечать за свои ошибки. Мы в ответе за всех, кто находится в психоневрологических интернатах в том числе. Человек остается человеком, только когда помогает другим людям.
К тем, кто находится в Михайловском интернате, иногда приезжают родственники. Ко всем ли? К ним изредка приезжают с концертами дети из школы в Пришибе и из Молочанского интерната. Часто ли? Какие волонтеры готовы ездить не к умиляющим деткам, а умирающим взрослым? Вы готовы? Подумайте об этом и рискните заглянуть хотя бы одному из них в глаза – может там Вы еще успеете увидеть путь, который спасет Вас и каждого из нас от того, чтобы жизнь повернулась Такой своей стороной? И путь этот – он прост, нужно только немного внимания и доброты к близким и чужим.
Даже к чужим взрослым, ибо те, кто живут за стенами этого и похожих интернатов – в глубине души большие дети и, может быть, им, «особенным», повезло больше – они спасены не только тем, что обеспечены пищей, одеждой и жильем, но и тем, что спасены от грязи в жизни и нам есть чему у них поучиться – у стариков на закате жизни и психически больных женщин и мужчин? Может пора нам снять шоры на глазах и заглянуть в лицо настоящей реальности? Где есть место отчаянию, горю и надежде, что мы не отвернемся от них все и сразу? Оставайтесь людьми!
Не только маленькие и большие детки нуждаются в поддержке, помощи и общении, взрослые люди тоже страдают от одиночества и невнимания общества, не проходите мимо чужой боли! Вы можете с нами посещать людей в таких интернатах или сами приехать их проведать – для этого нужно всего лишь немного души и времени.
Так как, по словам администрации интерната и по внешнему виду подопечных Михайловского интерната, острых материальных нужд у них нет, просят помочь только в одном – с приобретением прикроватных столиков для тех, кто плохо двигается, но может сам питаться – лишь бы было на чем, а не сгорбившись над своей и без того неудобной кроватью… К сожалению, эти самые столики почему-то не делают долгое время…
Чтобы помочь Михайловскому интернату морально и материально, можно обратиться к директору Александру Васильевичу или сотрудникам «Хелпуса».
